Шаг на пути к небу. Роман - Паратиков Павел

– Иван, открывай ворота.

Парень отварил затворы. Бандурин заехал вовнутрь на бричке.

– Давай, быстро, грузим. Они втроём закинули тело и присыпали его сеном.

– Ванёк, давай со мной, а ты Настя, доделывай свои дела, по плану, и в конце смены, дуй домой, после работы я к вам приду.

– Ага, – покорно махнула она головой.

Матвей аккуратно, незамеченным, выехал с фермы, и направился в сторону реки. Недалеко от станицы они раздели его, и сложили вещи на берегу. Отъехав от этого места километров десять вдоль реки, Бандурин остановился у речного затона.

– Давай Вань, спрыгивай.

Они слезли с брички и столкнули с неё тело. Матвей разделся, и вплавь затащив труп на глубину, отпустил его.

– Сестре ничего не рассказывай, это будет нашим с тобой секретом. Чем меньше народу будут знать, тем лучше. Вообще, кроме нас с тобой, об этом никто не должен знать. Добро? – наставлял Бандурин Ваньку по пути в станицу.

– Добро.

– А ты казак молодец, – похвалил его Матвей.

– Я бы на твоём месте поступил точно так же. Честь для казака, дороже жизни, – немного помолчав, добавил он.

Вечером Бандурин, как и обещал, пришёл к Беляевым. Настя заметно нервничала.

– Ну что там, как? – подбежала она к нему.

– Оболтус этот ничего не гутарит, слово с него не допросишься. Молчит, как рыба.

– Да как. Казаки бають, вроде бригадир наш, пошёл пьяный купаться, да утоп, – как ни в чём не бывало, ответил Матвей, искусственно придавая своим словам спокойствие. Они переглянулись с Ванькой.

– Как утоп? – не поняла Настя.

– Ну как топнут, – продолжал он, – разделся, полез в воду, да спирт ко дну потянул, только вещи на берегу и остались.

Бандурин улыбнулся.

– Не бойся Настя, Господь милостив, глядишь, всё обойдётся.

Она в недоумении смотрела на него, и молча хлопала глазами.

– Спасибо вам, Матвей Семёнович, не знаю как вас и благодарить.

– Не стоит благодарностей, у меня к вам дело есть. Присаживайтесь, – указал он на стол, и сел сам. Все сели рядом.

– Не знаю, может, конечно, неподходящий момент я выбрал для этого дела, но думаю в самый раз. Последней волей Михаила Кузьмича, было завещание мне позаботиться о вас. Я ему дал слово, и слово своё сдержу. Но что бы у меня было больше возможности заботиться о вас…

Он помолчал, прокашлявшись, как бы проталкивая ком, подступивший к горлу. Настя с братьями, молча, слушали его, ловя каждое слово.

– В общем, так, – начал он официальным тоном.

– Иван Михайлович, Дмитрий Михайлович, Анастасия Михайловна, господа честные казаки.

Он опять поперхнулся и продолжил.

– На правах старшего казака в семье, которому по наследству переходят полномочия отца, я прошу у тебя, Иван Михайлович, руки твоей сестры.

У Ваньки, от удивления и неожиданного поворота событий, округлились глаза. Настю кинуло в жар, Митька молча заулыбался.

В глубине души, Анастасия понимала, что Матвей ей нравится. Она, как бы на подсознании, относилась к нему, как к родному. Возможно, это было связано именно с тем, что он был последним, кто видел её отца живым. Он был тем, кто прожил с ним на чужбине много лет, и тем, кто похоронил его, после того, как тот умер у него на руках. Но она даже не надеялась на то, что этот человек сделает ей предложение. В воздухе повисла тишина.

– Матвей Семёнович, – начал Ванька, вставая и подражая его официальности.

– Я, на правах старшего казака в семье Беляевых, отдаю тебе свою сестру, и благословляю её на то, что бы она продолжала род казаков Бандуриных.

Настя сидела, хлопая глазами. Она смотрела то на брата, то на Матвея, не в силах понять, что происходит.

– Настя, ты согласна? – посмотрел на неё Бандурин.

– Да кто её спрашивать станет? Братья согласны, на том и порешим, – перебил его Митька.

Все уже забыли о Фрисмане. То, что происходило сейчас, было для всех важней утонувшего бригадира.

Настя поднялась из-за стола. Матвей встал за ней. Она подошла к нему и прижалась.

– В воскресенье же пойдём к отцу Вячеславу, венчаться, – сделал умозаключение Ванька.

– А чего ждать?

Глава 5

– Венчается раба Божья Анастасия, и раб Божий Матвей, – с припевкой в голосе, басил отец Вячеслав. В небольшом, тесненьком его доме, набилось много народу. Посреди этой толпы, стояли Матвей с Настей, держась за руки. Сзади, них стояли его брат Андрей с женой Варварой, придерживая над венчающимися венцы. Батюшка продолжал служить. Обвязав их руки рушником, он провёл их три раза по кругу, образованному из собравшихся. Напевая полагающиеся молитвы, он творил над ними священные действия.

– Подойдите, и поклонитесь родителям, – направлял их священник, следуя канонам таинства. Венчающиеся, подойдя к стоящим рядом, с иконами в руках, Семёну Евсеевичу и Марии Тимофеевне, поклонились до земли. Те, поцеловав, благословили их.

На следующий вечер, к дому отца Вячеслава подъехал «воронок». На лай собаки он вышел на крыльцо.

– Кто там?

– Товарищ Ковалёв? – отозвался один из приехавших.

– Да, Ковалёв.

– Впустите.

Вячеслав Фомич спустился с крыльца, и закрыл пса в будке.

– Заходите.

Трое военных зашли во двор.

– Собирайтесь, вы проедете с нами.

Никаких лишних объяснений не понадобилось. Священник понял, что тот донос, который показывал ему Пустовал, попал туда, куда надо. Он, молча вошёл в дом и собрал немного вещей в вещмешок. Выходя, поставил собаке полную миску.

– На, дружок, ешь, может и не свидимся уже.

Батюшка погладил пса по ушам, тот завиляв хвостом, начал хватать еду. Подперев калитку снаружи палкой, отец Вячеслав сел в машину.

В ноябре 1933 года, он перешагнул порог лагерного барака. Осень выдалась холодной. К её концу стояли морозы под тридцать градусов, и кругом лежали глубокие сугробы. Войдя, он остановился, привыкая глазами к тусклому свету. После улицы казалось, что в бараке темно. Щурясь, Вячеслав Фомич бегло окинул присутствующих взглядом. Всё напоминало ему первую отсидку. Однотипный барак с двухэтажными, деревянными нарами, длинный стол посередине, по разным сторонам две буржуйки, у которых хлопотали истопники. Даже лица людей показались ему знакомыми.

– Опа, чё за фраер к нам пожаловал? – подходя к нему виляющей походкой, прошепелявил зек, без двух передних зубов. Батюшка, отряхивая снег с фуфайки и ушанки, молча смотрел на него.

– Представься, дядя, – продолжал шепелявить и пританцовывать подошедший.

– В хату зашёл, и молчишь, вежливости не кажешь, с уважаемыми людьми не здоровкаиси. Не по – людски получается. Чё, папа с мамой не научили что – ли?

Он, оглядываясь на сидящих по шконкам и за столом зеков, заржал, некрасиво растянув свой беззубый рот.

– Чьих будешь, болезный?

– Да нет, нормально папа с мамой учили, – проводя рукой по заиндевевшей бороде, заговорил священник.

– Отец Вячеслав меня зовут, из сибирских казаков буду.

– Опаньки, ты смотри, ещё один отец.

Беззубый, опять повернулся к наблюдающим за происходящим заключённым.

– Слышь, каторжане, краснопёрые нам ещё одного попа прислали. Одного уморили, так решили исправиться. Нате, мол, вам ещё одного. Беспокоятся, суки, о грешных душах наших.

– А ну, Беззубый, потеряйся, – вставая из-за стола, прервал его коренастый, с небольшой проседью зек. Тот молча отошёл в сторону.

– Проходи к столу, отец Вячеслав, – приглашающе показывая рукой на освободившееся место, позвал он его.

Батюшка подошёл к нему.

– Благодарствую. Спаси Христос, – глянув ему в глаза, и выказав свою признательность, он сел.

– Я Антип, – присаживаясь рядом и протягивая руку для приветствия, представился гостеприимный каторжанин.

– А по батюшке как? – уточнил Вячеслав Фомич, пожимая руку.

– Да мы люди не гордые, голубых кровей не имеем, можно и без батюшки.

– Из уважения к твоему родителю хотелось бы всё-таки обращаться к тебе по батюшке. Ибо почитай отца и матерь твою, и продлятся дни жизни твоей на земле.

– Антип Поликарпович Казанцев, раз на то пошло. В народе Казначей.

– Очень приятно, будем знакомы, Антип Поликарпович. Я Вячеслав Фомич, в народе – отец Вячеслав.

– Налейте кипятку батюшке, – скомандовал он.

Через мгновение, на столе стояла алюминиевая кружка, из которой валил густой пар.

– На вот, грейся, Вячеслав Фомич.

– Благодарствую.

Отец Вячеслав обхватил её обеими руками, и немножко отпил.

– Что ж там комиссары творят? На воле, пади, уже ни одного попа не осталось? – возмущённо начал Антип.

– Жил у нас тут один поп, хорошо говорил, душевно. Как скажет, что-нибудь, будто Христос по душе босиком пройдёт. Так Кум его в карцере заморил до смерти. Вот теперь ты.

– На всё воля Божья, – спокойно ответил батюшка.

– Ничего на земле не происходит без воли Божьей. Ни один волос не падает с нашей головы, без Его ведома.